| Главная » Статьи |
| Всего материалов в каталоге: 5 Показано материалов: 1-5 |
|
Опыт освоения «Новой драмы» режиссерским театром
 В пьесе Елены Исаевой «Записки провинциального врача» Хирург рассказывает о врачебной практике в городах и весях нашей абсурдной родины, а два персонажа последовательно, то медперсоналом, то местным недужным населением, вклиниваются в его монологи, обращенные залу, с многозначительными «ну…» и содержательными пояснениями типа: МУЖЧИНА. Тракторист. Крепко пьющий. С утра поправился, как некоторые… И… он трактор на автомат поставил, а ноги соскользнули, и трактор его по грязи прямо переехал. Свой трактор.
Пьеса написана очень живым языком, смешное и страшное в ней существуют в неразрывной связке, и все построено на парадоксах, сбое эмоционального ряда. Смешно там, где вовсе не из-за чего смеяться, а уже к концу сценки становится не по себе:
ЖЕНИЩНА. Рожаем.
ХИРУРГ. А чего — стоя?.. (В зал.) И тут мне эта акушерка начинает рассказывать…
ЖЕНЩИНА. А закон тяготения ведь. Ну, все к земле должно притягиваться.
ХИРУРГ. Изумительный рассказ. Я говорю… (Женщине.) Давно?
ЖЕНЩИНА. Ну, уже часа полтора… Мы часто так рожаем, правда, не всегда успеваем ребенка поймать…
|
|
На «Записках провинциального врача» по пьесе Е. Исаевой вдруг забыла, что это лаборатория, что это эскиз, что у актеров было максимум двадцать репетиций (может, и двадцати не было), а просто стала зрителем, ведомым. И как зритель могу сказать: Андрей Корионов отличный режиссер, профессионал. Вот он берет образ — бревно-человек — и начинает с ним работать. Бревно рождается, потом заболевает, чудом избегает смерти, снова его лечат, снова оно чудом избегает смерти и вот, все в дырах от сверл, рубанков и ножей, умирает. И сначала нам смешно от такого сравнения, смешон лечащий его врач («Ну зачем лечить бревно?»), потом страшно, потом даже свыкаешься с мыслью, что вот это бревно — человек. И все это, уверяю, рассчитано режиссером по секундам. Вот здесь им будет смешно, здесь страшно, грустно, весело, очень весело, а потом снова страшно.
|
  «Беглец» (по повести В. Распутина «Живи и помни). Литературно-мемориальный музей Ф. М. Достоевского. Режиссер Андрей Корионов Музей Достоевского в театральном отношении уже давно и прочно занимает должность альтернативной площадки (в них остро нуждается город), принимая под своей крышей небольшие и экспериментальные проекты, спектакли, встреча которых со зрителями иначе могла бы и не состояться. «Беглец» подчеркнуто традиционен по структуре, ритмам и способу актерского существования, прочитывается даже намек на некую стилизацию – под лучшие образцы театральной «советской классики», но намек робкий, не убеждена даже, что сознательный. Неожидан сам факт обращения к распутинской прозе семидесятых, оказывающейся сегодня актуальной не только своим острым драматизмом, но, главное, целостной и ясной картиной мира, включающей в себя и небо, и землю, и человека – во взаимосвязи космоса и природы. Условием этой гармонии является понятие моральной нормы в человеческом существовании, жизнь в согласии с Богом, с высшими законами, в согласии с совестью. Как бы пафосно это не звучало, «Беглец» ценен поиском нравственной опоры, стремлением восстановить утраченную в погоне за временем систему этических координат.
  |
|
Слово при вручении премии Солженицына Валентину Распутину 4 мая 2000 г. На рубеже 70-х и в 70-е годы в советской литературе произошёл не сразу замеченный, беззвучный переворот без мятежа, без тени диссидентского вызова Едва ли не половину этой писательской группы мы теперь уже схоронили безвременно: Василия Шукшина, Александра Яшина, Бориса Можаева, Владимира Солоухина, Фёдора Абрамова, Георгия Семёнова. Но часть их ещё жива и ждёт нашей благодарной признательности. Первый средь них — Валентин Распутин.
|
Мечта о возвращении Ружье или балалайка, балалайка или весло быстрой лодочки? С веселых превращений начинается отнюдь не веселая история. Спектакль «Беглец» - своего рода лаборатория, опыт пересоздания и переосмысления русской народной сказочной традиции. Рассказ В. Распутина о дезертире оборачивается на сцене Настена (С. Ваганова) похожа на героиню русской сказки, существующую в двух мирах – реальном, бытовом, где живет Михеич, и запредельном, чудесном, в котором сбываются ее мечты о счастье с Андреем. Она и защитник этого чудесного мира, и его творец: не случайно введение в спектакль фольклорно-музыкальных эпизодов; в них герои на мгновение теряют индивидуальные, психологические черты и разыгрывают частушечные сюжеты – это Настенины грезы вне времени и исторической конкретики. Такие эпизоды дополнительно «остраняют» тяжесть происходящего в реальности, вселяют надежду на преодоление парадоксально-безвыходного положения, ведь мечтавший вернуться к родным и вынужденный от них же скрываться Андрей на событийном уровне обречен на гибель, от людей ли, от дикого ли леса…
Мария Педько |
совершенно неожиданными смыслами. Широкое многолюдное пространство распутинской повести здесь сжимается до предела, - три персонажа будто пунктиром обозначают границы мироздания. Из действующих лиц остаются только сбежавший с фронта Андрей, его жена Настена, отыскавшая тайное его убежище, и Михеич, отец Андрея, который не знает о его судьбе, но смутно о чем-то догадывается.